[Жестокая]

Ладонь на его животе. Она только ощущает напряженные мышцы.  Замеревшего мужчины. Его сбившееся дыхание. Его легкую дрожь. Он ничего не мог скрыть в эту минуту. Ничего не мог поделать с этим. Он не хотел. Не хо-тел. По всем канонам должны появиться силы. По всем правилам он должен сейчас оттолкнуть кукловода. И наплевать на узы. Наплевать на все годы. Но ничего не происходит. Мужчина только напряженно следит за действиями Remudo. Только вдыхает воздух через стиснутые губы. Только… Только молится, что это все дурной сон. Слабость? Да, она самая. Но странные чувства не проходят. Тепло его пальцев на животе. Странное ощущение. Чуть покалывающее. И похожее на порхание крыльев бабочки. Мужчина вздыхает. Но отталкивающих слов не срывается. Пока что. Ему вдруг стало интересно. Интересно насколько далеко может зайти кукловод. Насколько далеко может зайти этот странный момент. Момент правды и странного ощущения. Ему хотелось это узнать. Узнать как ребенку. Нет. Как мужчине. Да. Взрослому и знающему, что же он хочет. Но сейчас этот идеальный план идет ко всем чертям, когда мягкие губы кукловода начинают касаться основания шеи. Когда поднимаются выше. Хотелось закричать, чтобы прекратили. Хотелось ударить. И руки непроизвольно сжимаются. Но страх держит его на месте. Да, как всегда. Раз. Два. Три. Мужчина ждал. Губы уже на скулах. Нет. Нет. Нет. Не смей это делать! Все это так быстро проносится в голове, что, не понятно было ли это произнесено. Было ли? Нет. Еще один пропуск стука сердца. И…
- Нет…
Как в забвении шепчут губы. Но на них уже закрывают чужие. Удивление, перемешанное с замешательством. Как? Почему? И наконец, как будто освободившись от оков, тело начинает двигаться. И он отталкивает Remudo. Чуть шипя. Почему-то беспомощно. Почему-то не злобно. Почему-то отчаянно. Все перемешивается в его голове. Страх. Боль. Воспоминания. Тепло губ кукловода. Но. Но. Губы искривляются. Как будто искусственно создается другая жизнь. Злобно. Злобно смотрят глаза. Но кто узнает, что это всего лишь никчемный страх управляет телом мужчины. Что только воспоминания давно прошедшего управляют разумом. Голос хрип. Голос задыхающегося человека.
- Не смей! Не смей! Нельзя! Нельзя! Я священник… Ты… ты же знаешь. Мне нельзя. Нельзя… Против Бога…
Голос обрывается. Abigel вздрагивает. Он дрожал. Мелкой, противной дрожью. Каждой своей клеточкой. А на губах было тепло губ кукловода. Хотелось прикоснуться. Хотелось вновь… Что? Мужчина мотает головой. Нет. Нет. Нет! Этим мыслям. Нет того счастья, которое было минуту назад. Да, и, правда, говорят, что потеряв что-то, ты понимаешь, что оно было так дорого. И мужчина сейчас понял это. Осознал это. Всеми фибрами своей темной души. Грязной и такой никчемном. Как это могу произойти. Слова. Его слова. «Я люблю тебя». Хотелось запихнуть их обратно. Он не верил им! Не верил! Не хотел верить. Не мог. Не знал, что это значит. Он. Он. Не мог. Нет. Этих. Слов. Хриплое со всхлипом дыхание, но глаза смотрят ясно и прямо. Нельзя было отступать. Он уже оттолкнул от себя его. Еще один шаг и больше ничего не будет. Будет… Будет только спокойствие. Да. Долгожданное. Он, Abigel M. Ross, боялся чувств. Нет, не так. Он боялся чувствовать. Да. Именно так. Вдох. Злобно. Злобно. Но с таким отчаянием.
- Не смей…
И рука сжимается в кулак.
Отчаяние?
Да.

[Not of this world]

Злоба. Такая красивая штука. Такая яркая. Такая быстро сгорающая. Раз, и нет ее. Но пока она горит, есть еще силы. Силы отталкивать от себя кукловода. Стучать кулаком по плечу, что-то шипя. Но силы скоротечны. И вот мужчина уже прижат к Remudo. Но он пробовал еще вырваться. Но рука, сжатая в кулак так никого и не ударила. Он разжалась. Когда Abigel услышал слова. Такие приятные на слух. Такие нужные в этот момент. Что не оставалось сомнения, что это ложь. Что их только используют для достижения цели. Что есть в этом мире что-то кристальней и чище, чем они. Он верил. Хотел верить. Эти два чувства сталкивались в нем, как огромные айсберги. Медленно, но неотвратимо. Сердце бешено стучит, отдаваясь в ушах звоном тысяч колоколов. Губы прикушены, что есть опасность первой крови. Но. Но. Он хотел верить. Но руки вновь отталкивают себя. Откуда столько сил в таком теле? Он не знал, но это не было важно. Не было. Глаза смотрят с отчаянием. Отпусти. Отпусти. Вот, что они говорили кукловоду. Но он не видел их. Он закрыл глаза, когда прижался к нему своим лбом. Это прикосновение. Бог? Как? Против? Зачем? Все это бессмысленно, если не веришь в это. Нет Бога! В этом мире. Он хотел ударить, что рука вновь сжимается в кулак. Но. Но. Резкое движение, чтобы закрыть глаза. Время пришло? Да… Таков будет ответ на эти слова. Он должен рассказать. Он должен дать шанс увидеть себя другим. Другим. Грязным. Никчемный. Вздрагивание. Ужасное состояние. Но голос холоден, и как будто не принадлежит к нему.
- Не ты. Я не боюсь тебя. Я не боюсь твоей боли. Но что делать с воспоминаниями? Что делать с этим шрамом? Что?! Скажи…? Я же потерял метку… Зачем…. Зачем ты хочешь такое чудовище, как я? Я ничего не чувствую… Только…Рука ложится на сердце и сжимает мягкую и податливую ткань. Сильно, что кажется, мгновение и сейчас под длинными пальцами разойдется ткань. Но. Но. Ничего не произошло. Только рука не исчезла с сердца. Губы искривлены в непривлекательную улыбку. Глаза смотрят хмуро и чуть печально. Эмоции как будто исчезли из них. Под натиском воспоминаний. Хотелось… Рассказать?
- Только я не понимаю себя. Это. Смешно? Сердце так бьется, что я слышу его стук в ушах. Чувствую, как бьется мой пульс. Так сильно. Как по тело расползается тепло. И все… и все! Из-за того, что ты делаешь! Зачем?! Я не хочу чувствовать! Не хочу… Почему ты говоришь «люблю»?! Почему?! Я верю… верю, каждой клеточкой своего тела. Каждой фиброй своей души… Почему…?! Я не хочу… Ты пойми. Я… я… Не могу чувствовать. Ничего. Этих эмоций нет. Нет…Крик. Громкий. Противный. Так было всегда. Его голос противен при крике. До такой степени, что хотелось убежать. Глаза. А что они? Они зажмуриваются, и челка закрывает их. Как будто спасая. Так хотелось думать. Очень хотелось.
- Я…
Что ты?
Так хотелось спросить самого себя? Но мужчина только обрывает фразу и встает на четвереньки. Зачем же? А все просто. Во время своей душещипательной триады, мужчина не заметил, как метнулся в сторону и оказался чуть поодаль от своего кукловода. Но сейчас он хотел преодолеть это расстояния, чтобы…
Что?
Но голова качается из стороны в сторону, как будто говоря «нет». И первые шаги делаются на встречу. Remudo.

[Не найти оправданий]

Он давно не ребенок. Давно. Он вырос тогда. Нет больше счастливого детства. Нет больше счастливых дней. Все это в прошлом, а его нельзя забыть. Взять и выбросить. Как ненужный мусор. Как ненужный кусок головоломки. Это было бы смешно. Очень. А священник не умел смеяться. Не умел радоваться простому и такому светлому. Нет в его жизни радости. Нет. Снова руки сжимаются в кулак, но в этот раз от ненависти к глупым детям. От ненависти к их выходкам. Таким жестоким и наивным. Они верили. Во что же они верили? Да, верили, что мир черно-белый и нет в нем серости. Такой противной, но такой необходимой. Надо. Что? Нет! Мужчина продолжает что-то кричать. О том. Но. Но слов о шраме так не произнесено. Он не мог. Не мог сказать, что был так слаб, что не смог себя защитить. Был так наивен, что поверим тем детям. Это больно. Да, на самом деле больно так, что на глазах должны наворачиваться слезы. Но их не было. Они уже были выплаканы. С мучением и с каким-то садистским наслаждением. Их больше нет. Как и чувств. Но у реальности есть свои правила, и вот она, королева, врывается в его мир. Рвет. Мечет. И утверждает новые правила. Он чувствует. Чувствует так, что хочется петь. Но это только в дешевых романах после слезливых слов бывает любовь до гроба. Только в романах. И вот он сейчас и кривит губы. Все слушая. Веря, но, не говоря этих слов. Он не хотел, чтобы Remudo знал, что его марионетка слаба. Что она все так же не выросла. Так хотелось…
- Не можешь. Не можешь. Это не будет моей. Не будет!Крик. Рычание. Так не похожее на обычного его. Он не мог больше сдерживать себя. Больше не мог сдерживать своих эмоций. Они рвались из его тюрьмы. Темным. Бурлящим потоком. Крики. Перемешанные почти с шепотом. «Почему?». «Зачем?». «Я…?». Но это не продлится долго. Это всего сцена, длинною в секунды. И его шаги навстречу тоже всего лишь канон жанра. Верил ли он? Верил ли словам? Все так быстро проходило через него. Слова. Прикосновения. Звук отрывающихся пуговиц. Все это происходило, как будто не с ним. Но объятия были настоящими. Были такими крепкими. Такими приятными. Что не хотелось их разрывать. Но что-то же должно произойти? Должно! Вскрикивало сознание, и оно оказалось право. Два шага назад и несколько в сторону. И вот уже мужчина опускается на кровать. Опять удивленно смотря. Что же? Вот его первая мысль, но она не сбывается. Только уже прикосновения к обнаженной коже живота. И судорожный вздох. Надежда? Нет! Он опять отталкивает кукловода от себя. Так происходило всегда. Он не мог вытерпеть прикосновения. Ничьих. Даже его. Этот страх. Он опять сковывал его дыхание. Опять давал понять, что ничего не получится. Но глаза… Глаза Remudo. Они были живыми. И так хотелось прикоснуться. Так хотелось…
- Он есть! Есть… Я. Когда? Я не могу! Не. Могу! Ты понимаешь. Я… я… твои прикосновения…
Но что-то ломается, и взгляд полный страха сменяется решительным. Кто-то говорил о любви? Да… Вот и Abigel хотел проверить. Правда. Правда ему нравится это тело? Правда ему нравится его целовать? Почти молниеносное движение вперед. К Remudo. И пусть он на завтра умрет от стыда осознания своего поступка. Кто-то говорил, что пойдет против Бога? Что он не нужен? Да… Губы уже шептали эти слова. И пусть завтра будет разочарование от эгоистичного решения, принятого сегодня.
- Целуй…
Требовате6льно. Сухими губами по чужим губам. Он хотел узнать правду. И единственный путь к ней, это пройти через это. И пусть… И пусть… Все катится к чертовом матери. Бога нет. В этой комнате. Для них двоих.
В этот момент.

[Не тебе теперь меня судить]

Где-то внутри все дрожало. От принятого решения, но он хотел попробовать. Попробовать хоть раз. Хоть раз дать шанс своему кукловоду. Любимому. Это слово мелькает, как гром среди ясного неба, что внутри вдруг все замирает, даже сердце перестает биться, но всего на секунду. И вот вновь бешеный стук сердца. Прерывистое дыхание. Сухие губы, которые целует он. А мужчина отвечает. Отвечает так, как умел. Руки сами обнимают кукловода за шею. Сами перебирают длинноватые волосы. А тело так легко прижимается к чужому. Так легко найти в нем опору. Но поцелуй не мог продлиться вечно. Но. Но так хотелось еще. И наплевать, что уже не хватает воздуха. И что хочется шептать одно слово. Remudo. Remudo. Все подчиненно как будто ему одному. Все как будто дышит для него. И последние сомнения испаряются, как будто их и не было вовсе. А было только желание. Такое незнакомое ему. Такое странное, что от него дрожит каждая клеточка. И хотелось еще и еще. Больше и сильней. Слиться в едино. И когда… когда появились такие мысли в его голове? Он не знал, и не хотел об этом думать. Это все будет потом. Потом. А сейчас так важны его прикосновения к ключицам. К шее. Влажные дорожки его поцелуев. Тело дрожит, как в какой-то лихорадке. Но руки держат крепко, что даже не остается пространства между их телами. Но уже его губы опускаются ниже. И с губ марионетки срывается хриплое дыхание, перемешанное с удивленными восклицаниями. Он никогда. Он никогда не чувствовал так сильно. Он никогда не хотел так сильно. Хотел ли? Нет. Только все ради этого человека. Ради него. Но только горькое чувство колит, когда кукловод нежно кусает кожу внизу живота. Что Abigel  чуть ли не вскрикивает и на секунду отталкивает его от себя, но все для того, что вновь прижать к себе и совсем тихо прошептать. Слова. Такие жгучие, но такие важные для него. Такие…
- Re… Я. Я люблю тебя…
Сентиментально? Нет. Он хотел произнести эти слова. Сейчас. В это миг. В эту секунду. Все замирает на секунду. В глазах нет страха. Теперь они только затуманены остатками разума и страстью. Так хотелось, чем-то это доказать. Так хотелось что-то сделать. И вот он вновь набирается решимости, чтобы приподнял лицо кукловода и запечатлеть на нем свой поцелуй. Он только повторяет все действия, которые делал с ним Remudo. Нежно прикусывал губы. Проникал языком. Все, что с ним делал кукловод. Но вот вновь он отрывается, чтобы прошептать. Хриплым. Дрожащим голосом свое желание. Свою готовность. Свою…
- Re… что мне делать? Как… как показать все эти чувства, которые я испытываю? Все эти мысли, которые мелькают в голове? Все… все, что во мне сейчас. Я не знаю. Не знаю, что делать… скажи…
В голосе вновь мелькает настойчивость, перемешанная с желанием. Он хотел. На самом деле хотел что-то сделать для него. А не наоборот. Как обычно. По привычке. Надо. Надо. Глубокий вдох. Чтобы вновь потянуть на себя. Чтобы вновь прижаться губами к его губам, и потом  начать стягивать такую ненужную сейчас футболку. Она не нужна. Она мешается. Эти мысли выбивали последнюю почву у стыдливости. Последние крохи благоразумия. Нет. Нет его. Ничего нет. Все так быстро, но руки почти не дрожат, когда проводят по спине. Изучая. Даря ласку. Каждой своей клеточкой. Целовать. Чуть прикусывать кожу. Проводить языком по коже. Касаться подушечками пальцем многочисленных шрамов и татуировок. И вспоминать свой шок от каждого такого нового украшения. Свои возмущения. Свои крики. Свои…
Что?
Все свои чувства…
Глаза закрываются, но он продолжает свой путь изучения.